Хабаровский дальневосточный. Критик Екатерина Тимонина о IV Фестивале театров Дальнего Востока.

В октябре в Хабаровске завершился IV Фестиваль театров Дальнего Востока. Смотр спектаклей из шести дальневосточных регионов проходил в рамках Программы развития театрального искусства в ДФО, которая, как обещают, будет продлена еще на три года. В основной афише — 14 спектаклей: старожилы и новые постановки, инклюзивные проекты и дипломные работы, а также спектакли, созданные по гранту «Поддержка молодой режиссуры». Специальным событием фестиваля стал не только приезд «Семейного счастья» Мастерской Петра Фоменко, но и показ социально-художественного проекта «Заварка» хабаровского «Белого театра».


ТРЕНДЫ — ТЕМЫ — СПЕКТАКЛИ


О преемственности поколений, становлении национальной государственности и кризисе идентичности говорили театры Якутии — в прошлом году республике исполнилось 100 лет.

Сцена из спектакля «Алитет уходит в горы».
Фото — Александр Белов.



Саха академический театр им. П. А. Ойунского переосмыслил роман сталинской эпохи «Алитет уходит в горы» Тихона Семушкина. Не сюжет «освобождения» чукотских земель заинтересовал режиссера Андрея Борисова. История цивилизационного сдвига, отразившаяся на обычаях коренного народа, дала толчок к постановке. Трехчасовой спектакль пошагово показывает человеческие трансформации: как почитаемый морской охотник Алитет превращается в беглого пристыженного преступника; как его антипод, мечтательный охотник за пушниной Айе, становится морским пехотинцем, советским агитатором. Спектакль начинается с момента единения: 20 человек в традиционной национальной одежде, меховых балахонах и тарбазах, встречают лодку-вельбот Алитета, весело крича приветствия. Из-под сцены, словно каменное изваяние, появляется Алитет: в руке он держит острый бивень, ногой опирается на гору убитых моржей. Актер Василий Борисов выдает слабость Алитета, которая разрушает его героический образ: Алитет чрезмерно агрессивен и уверен в своей вседозволенности. Удачливость в охоте сделала его монополистом в торговле и лучшим другом продавца оружия Чарльза Томсона. Незаметно для себя Алитет становится «американом», отдаляется от жителей Чукотки. Он путает законы рынка с законами брака. Надевая шубу на плечи юной Тыгрене (Лариса Ларионова), он буквально покупает себе жену, хотя формально соблюдает традиции. Во втором акте на смену дикому капитализму приходит Советская власть. Под руководством губревкома на Чукотке устанавливается новый календарь (на собраниях русские и чукчи празднуют семилетие Октябрьской революции), директивно провозглашается равноправие мужчин и женщин, утверждается новый облик советского человека — все коренные жительницы получают в дар русские пуховые платки. Танец с платками, в котором женщины демонстративно позируют и прикладывают ткань к разным частям тела, сделан хоть и иронично, но с большой грустью — за этим пустяком режиссер видит начало большого поворота к кризису идентичности.

Сцена из спектакля «Не все ль равно?!!».
Фото — Александр Белов.



Нюрбинский передвижной театр показал спектакль Юрия Макарова «Не все ль равно?!!», поставленный к 125-летию Максима Аммосова, участника борьбы за установление Советской власти в Якутии. Спектакль-посвящение не реконструирует жизнь национального героя (что, например, было сделано в 2022 году кинорежиссером Алексеем Романовым). Театр стремится передать миф об Аммосове через поэзию его близкого друга и соратника Платона Ойунского, который посвятил ему такие строки: «Куда судьба нас ни забросит, / Где ни прольется наша кровь — / Не все ль равно?! / Земная ширь необозрима». Патетический дух передается спектаклю, который сделан как монтаж аттракционов и лишен нарративности. Ведь главное здесь — научиться смотреть «сердцем Данко», ощутить политические настроения масс, которые чаще всего в спектакле передаются через танец и музыку. В спектакле звучат дореволюционные и советские песни, записанные в более поздние эпохи. Например, «Боже, Царя храни!» звучит в версии современного православного исполнителя Валерия Малышева, а «Варшавянку» исполняет хор Ракетных войск стратегического назначения 70-х годов. Временами в спектакле возникает ощущение анахронизма, эклектики, из-за чего страдает целостная атмосфера революционной эпохи.

Сцена из спектакля «Легенда о кровавой метке».
Фото — Александр Белов.



Якутский ТЮЗ в «Легенде о кровавой метке» обратился к еще более далекому прошлому, XVI веку. Спектакль воссоздает обряды и ритуалы туматов, тонг биисов, якутов, сочетая их с современным драматическим театром и кровавым духом испанской «трагедии ужаса». Бои на копьях, заклания стариков, шаманские обряды с пеной изо рта — обилие эффектов держит зал в напряжении. У каждого шамана (а их в спектакле пять!) своя отличительная техника игры на бубне — актеры находили материал для роли в фольклорно-эстетических традициях кочевых народов. Конечно, спектакль — лишь художественная версия реальности, но он напоминает о якутских традициях, которые когда-то положили конец братоубийственным войнам, мести и жертвоприношениям, — это традиции народоправия и дипломатии, которые берегут и помнят в театре как историю.

Как минимум три постановки фестиваля коснулись темы распада семьи. Поляризация отцов и детей — мотив, который по-особенному звучит в российском театре с прошлого года.

Сцена из спектакля «Папа».
Фото — Александр Белов.



Дмитрий Акриш адаптировал пьесу Горького «Мещане» для Комсомольского-на-Амуре театра драмы: в спектакле «Папа» режиссер заострил семейный конфликт, лишив его экономических и социальных причин. Зрители как внезапные гости оказываются у большого обеденного стола и волей-неволей застают семейную ссору. Никто из домочадцев не думает о еде — нервы на пределе, руки трясутся, перебранки и драки образуются прямо между зрительских мест. Глава семейства Василий Бессеменов (Дмитрий Баркевич) — плачущий тиран, который любит родных больной любовью. Спектакль пронизывает вопрос: почему взрослые умные дети остаются дома с отцом, почему не бегут из атмосферы насилия? Распутывая клубок причин, мы находим в героях болезненную привязанность, страх расставания, низкую самооценку и чувство вины — узлы, которые так и не развяжутся в спектакле.

Сцена из спектакля «Луноход».
Фото — Александр Белов.



Режиссер Анна Троянова вместе с командой Амурского областного театра драмы развила сюжет «Лунохода» Евгения Ионова. Пьеса про космическое путешествие внезапно обернулась историей мысленного побега: маленький мальчик придумывает лунные сказки, лишь бы не замечать родительских скандалов. Правда, новый сюжет разбил спектакль на две части, разделил его жанрово и эстетически. Половина спектакля выдержана в стилистике клоунады, в атмосфере доброго и задорного баловства. Космические воины Пык и Мык (Олег Бойко и Максим Червяков) в шлемофонах и телогрейках динамично, с трюками и гэгами, выполняют одну лунную миссию за другой: сражаются с инопланетными чудовищами, ищут луноход, лавируют между артефактами космического мусора. В середине действия атмосфера внезапно меняется, на авансцену выходит серьезная и подробная бытовая ссора. Уставший мужчина в полицейской форме садится за обеденный стол, жена выносит ему ужин, начинает рассказывать про сына, в ответ мужчина гневается и орет «армия исправит!», побоями отвечает на испуганные недовольства жены. Происходит ли застольная драка на глазах у сына — неизвестно. Сцена смотрится очень выпукло, как побочный драматический фрагмент в приключенческой истории. Финал спектакля — мнимый хеппи-энд: замечтавшийся ребенок почти выходит в окно, испуг родителей становится поводом для перемирия и совместных объятий. Но тревожное настроение превалирует — положение мальчика в семье остается слишком хрупким, нового семейного скандала можно ожидать в любой момент, но, кажется, этого никто не замечает.

Сцена из спектакля «Старший сын».
Фото — Александр Белов.



Совсем в другой атмосфере решен Саяном Жамбаловым «Старший сын» Вампилова. Скетчевый, подчеркнуто игровой спектакль исследует границы комического и лирического, подсказывает зрителю, каким может быть отец сегодня: Сарафанов (Биликто Дамбаев) — человек не сильной руки, а мечтательный добряк, который буквально от сквозняка способен улететь в мир грез. Но главное понимает только он: внимание, принятие и прощение ведут к семье, больше ничего.

Сцена из спектакля «Катапульта».
Фото — Александр Белов.



Планку фестивалю с первого дня задала «Катапульта» Георгия Смирнова. Режиссер нашел в пьесе Дмитрия Богославского, написанной в традициях поствампиловской драмы, место для магического реализма, русской сказки. Получился спектакль о фантастическом сознании постсоветского человека, который верит в чудо и к которому все приходят на выручку. Наивный и трогательный аутсайдер Вадик (Денис Оноприенко) ходит по дому в трусах с изображением супергероя, воображает себя богатырем, мысленно борется с драконом на мечах, встречает незнакомку — Царевну Лебедь, мечтает о силе и справедливости. На сцене — кладбище советского дизайна: тут и винтажный гобелен с оленем, и разбросанные мягкие игрушки, которые жалко выбросить, и леопардовый принт в деталях. В легко узнаваемом быту из прошлого скрывается что-то нереальное, мистическое, волшебное. Свет и цвет становятся почти кинематографическими средствами, превращаются в цветодраматургию и светопись. При этом тональность актерской игры — очень тихая, обращенная вовнутрь, без укрупнений и комикований, словно по законам кино. Сказка про Вадика — не столько суровая (как написано во втором названии), сколько нежная: ну невозможно ведь серьезно клеймить Ивана-дурака? Исход Вадика очевиден — в сказке долго не живут.

Сцена из спектакля «Обломов. Сон».
Фото — Александр Белов.



Буквально вторит этой мысли «Обломов. Сон» Мирнинского театра — дипломная работа петербургского режиссера Павла Никитенко по роману Гончарова. Спектакль ломает почти канонический образ Ильи Ильича на российской сцене, созданный Михаилом Угаровым. Для последнего Обломов — обаятельный ленивец, наделенный умом, сохранивший душевное, родное, цельное. Никитенко более строг к Обломову, для него Илья Ильич — безвольный, инфантильный эскапист, человек застойный, почти мертвый, разложившийся. Обломовщина здесь — это сковывающий страх перемен и, как следствие, отсутствие ответственности за свою и чужие судьбы. Илья Обломов в исполнении Дмитрия Желина еле двигается, вес тянет его к земле. Широкое непропорциональное тело состоит сплошь из толщинок, так что границы живого-неживого невидимы. В макабре дома Обломова слуги и гости носят хвосты, не имеют носов, лица — сплошь маски, а тела — будто масленичные куклы, у каждого своя нечеловеческая пластика (хореограф Дарья Зиновьева). Хаос из скрипов, щелчков, писков, охов, хриплых голосов постепенно превращается в цельную музыкальную партитуру, симфонию с собственным развитием. Иногда музыкальное оформление будто специально усыпляет, рассеивает внимание, но самое опасное — поддаться лености.

Сцена из спектакля «Войцек».
Фото — Александр Белов.



Серьезный пересмотр классики сделал и режиссер Приморского краевого драматического театра молодежи Антон Шефатов. Вместе с драматургом Викторией Костюкевич он переписал «Войцека» Георга Бюхнера. Конфликт из внешнего мира был перенесен во внутренний. Войцек в исполнении Николая Тирищука — человек большой силы, странно мечущийся между стен. У Войцека что-то с памятью, эмоциями. Они зажаты, заблокированы. Будто в состоянии руминации, он воспроизводит снова и снова сцены перед «исчезновением» Марии, пытается вспомнить (или трактовать), что же произошло. В конце концов он сталкивается в воспоминаниях с самим собой, как в Красной комнате «Твин Пикса», прообраз которой появляется несколько раз. Актер Никита Лазарев играет двойника Войцека — его пугающего Другого, его внутреннего Капитана, Доктора и Тамбурмажора. К финалу Войцеку приходится принять его обличье — надеть красную рубаху — и тем самым признать факт совершенного убийства. Интересно, что Войцек в спектакле совсем не выглядит как солдат, он — усредненный офисный пиджак, один из многих. Ведь не столь важно, какой профессии насильник, важны его помыслы.

Сцена из спектакля «Письмовник».
Фото — Александр Белов.



Завершающим событием фестиваля стал «Письмовник» Хабаровского ТЮЗа по роману Михаила Шишкина. Спектакль невесомого настроения о самом тяжелом и невыразимом. Восемь писем о желании жить, восемь обезоруживающих женских монологов, которые заменяют миллионный хор таких же голосов. О том, как женщины влюбляются, даже если нельзя, испытывают внимание, слабости, уязвимости, рожают, переживают смерть детей, старость. И все это — на фоне тысячелетней войны, которая скрывается под сценой, у первого ряда, как в окопе. Там, на границе тьмы и света кто-то робко спит на неудобной раскладушке, сидит в солдатской шинели у дорожного чемодана, чего-то ждет, но иногда взрывается, выносится на сцену со стреляющим речитативом (Влас Булатов). На контрасте с ним — босоногие девушки в белых платьях создают уют: вот одна наносит бумажный скотч на зеркало, чтобы склеить фигурку дома, другая расставляет фарфоровых слоников на полке. Повсюду листки, письма от руки, письма, начерченные пальцем. Спектакль, как открытый текст, предлагает зрителю собрать свою историю из театральной мозаики, возможно, обратиться к тому, кого давно не видел, с кем разделен расстояниями, годами. Кажется, не только зрители сочиняют истории, но и действующие лица. Параллельно с монологами на сцене возникает проекция — на ней лица актрис с сильным личным присутствием, без грима, ничего не играющих. Вопросы взрывают воображение: о чем эти письма были для них тогда, на съемках; о чем они для них сегодня, когда идет спектакль; или эти истории уже стали их собственными? Спектакль создавался целым коллективом авторов — тремя режиссерами и ансамблем артистов. У каждого из них свое отношение, свой личный письмовник.


ОБ ИТОГАХ


Афиша IV Фестиваля была выстроена с пониманием множественности культур ДФО, со знанием преимуществ всех коллективов в отдельности. Между спектаклями не возникало соревновательности — жюри не было, никто не стремился выявить лучшего из лучших, сравнить несравнимое. Наоборот, театральные иерархии временно стирались, возникало ощущение перекрестного контакта, симбиоза. Сохранятся ли эти отношения в будущем? Многие вопросы про V Фестиваль пока подвешены, организаторы находятся в ожидании перемен. Но если инициатива по объединению театров Дальнего Востока продолжит жить, то важно помнить и о фестивальных удачах, которые не состоялись бы без командной работы Хабаровского ТЮЗа: Константина Кучикина, Анны Шавгаровой, Ольги Подкорытовой и многих других.


https://ptj.spb.ru/blog/xabarovskij-dalnevostochnyj/


ПОДЕЛИТЕСЬ



Государственное автономное учреждение культуры "Приморский краевой драматический театр молодежи"

690091, Владивосток, ул. Светланская, ЗД.15А 

Касса
+7 914 964 56 92

Билеты на VL.RU
+7 (423) 243-22-22

Присоединяйтесь


СДЕЛАЛ AIGER

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!